МЕНЮ

В годы Всеблагого сияния при государях из дома Чан муж родом из края Хоа-тяу (Распаханная новь) по имени Ты Тхык за заслуги и добродетели предков был поставлен правителем уезда Тиен-зу, что значит Чудотворные хожденья.

Рядом с уездом стояла знаменитая пагода, где рос пионовый куст. Едва наступала пора цветенья, отовсюду сходился народ полюбоваться цветами, и оборачивалось это смотренье многолюдным веселым праздником.

Во второй месяц года, на котором в месяцеслове сошлись знаки Огня и Мыши, увидели все девицу лет шестнадцати, слегка припудренную и подкрашенную, красоты необычайной. Явилась она со всеми поглядеть на цветы, наклонила поближе цветущую ветку, но та оказалась слишком хрупкой и  переломилась. Люди, присматривавшие за цветами, схватили девицу и посадили ее под замок ; ждут, скоро уже вечер, а никто за ней не приходит.

Ты Тхык увидал ее, сжалился, снял с плеча: крытый белою камкой кафтан из овчины и отдал монахам в возмещенье нанесенного ею ущерба.

Весь народ восхвалял правителя уезда за его доброту и щедрость.

Но Ты Тхык больше всего любил хмельное вино, музыку, стихи и красоту природы, а о делах и не- думал, счетные книги и записи — все побросал в кучу.

Начальники, поставленные над ним, то и дело корили его : — Не ваш ли славный родитель возвысился до вельможи, а вы не превзойдете никак и должность правителя уезда !

Ты посетовал им в ответ : — Возможно ли за жалкое жалованье в пять дау риса радеть о пользе и славе ! Лучше уж оттолкнусь веслом и поплыву восвояси, — ничего мне не надо, кроме синей воды и зеленых гор.

Тотчас вернул он наместнику свою должностную печать, оставил службу и воротился домой.

Возлюбив красоту пещер и ущелий в уезде Тонг-шон (Вершина прощанья), он поставил там дом и стал жить.

Обычно, выходя на прогулку, брал он с собой отрока-слугу, чтоб нес за ним следом кувшин с вином и дан, а сам прихватывал книгу-другую стихов Тао Юань-мина; когда же иное место в стихах приходилось ему по вкусу, он на радостях подливал себе вина.

Повсюду, где хороши воды и диковинны горы: у вершины Мешалки, в ущелье Зеленых туч, на реке Прибавленья и в Песчаном заливе — писал он стихи, воспевавшие их красоту.

Однажды поутру Ты Тхык увидал в заливе Священного знака за десятки замов от берега купу пятицветных туч, похожих издалека на раскрывшийся над водой лотос. Тотчас велел он грести в ту сторону и разглядел прекрасную гору, Изумленный, Ты сказал лодочнику: — По всем рекам и водам носили меня волны, красоты востока и юга видел я все без изъятья.

Откуда взялась пред моими очами эта гора?

Прежде ее здесь не было. Наверное, опустилась сюда небесная вершина, и нам явились следы духов ?

Немедля причалил он лодку, вышел на берег и увидал каменную стену, поднимавшуюся на тысячу чыонгов отвесно и неприступно, — без крыльев на нее не взобраться и не взглянуть на вершину.

Тогда он сложил такие стихи :

Раннее утро встает над землей,
солнце на зелень легло.
Ласковы стебли вокруг,
и цветы гостя встречают тепло.
Бонза ! Каких же лекарственных трав
в долах прибрежных нарвать мне ?
Путник средь омутов ищет родник,
медленно правит весло.
Он отдыхает в чужой стороне,
тешится струнами кама,
Удит в реке, попивает вино;
тихо вокруг и светло.
К берегу лодку направил рыбак,
ставит свой челн у причала,
Просит дорогу ему указать
в Персиковое село.

Дописав последнюю строку, он огляделся смущенно, как бы ожидая чего-то.

И тут камень расступился, и в стене появилась пещера — круглая на вид, шириной почти в целый чыонг. Ты приподнял полы одежды и вошел  внутрь, но, едва сделал он шаг-другой, вход в пещеру снова захлопнулся и стало темным-темно, словно на дне бездонной пропасти.

Уверясь в Сердце своем, будто он уже не жилец на свете, Ты Тхык провел рукой по замшелому камню и обнаружил убегавшую куда-то вперед неширокую расщелину, извивавшуюся наподобие козьих кишок. Пройдя на ощупь более зама, почувствовал он, что пещера поднимается вверх, и, карабкаясь выше и выше, заметил, что с каждым шагом она становится просторней и шире.

Когда он добрался до вершины, небо было прозрачным и светлым, а вокруг, куда ни глянь, стояли прекрасные дворцы ; алые блики зари и голубые облака играли над крытыми галереями, чудесные травы и диковинные цветы распускались прямо у дверей. Ежели это, решил Ты Тхык, не храмы, где поклоняются божествам и святым, то уж, наверно, обитель ушедших от мира, вроде горы Шау или Персикового селения.

Вдруг увидал он двух девиц в синих платьях и услыхал, как они говорили друг дружке : — А вот и супруг наш явился !

С этой вестью поспешили они во дворец, но вскоре вернулись и сказали Ты Тхыку : — Владетельная госпожа просит вас пожаловать.

Он направился следом за ними, и обогнув затянутую парчой стену, вошел в красные ворота. Там увидал он возведенные из серебра хоромы с надписями на досках:

  • Рубиновый чертог ;
  • Терем Сверкающего нефрита.

Наверху, на ложе из семи драгоценностей, сидела Почтенная фея в белых одеждах, рядом стояло ложе поменьше из сандалового дерева.

Пригласив Ты Тхыка сесть на малое ложе, она сказала: — Любознанье — извечное ваше пристрастие.

Думаю, нынешняя прогулка осчастливит вас на всю жизнь. Помните ли вы встречу, соединившую сердца ?

Ты Тхык почтительно отвечал: — Я — сирый отшельник из Тонг-шона. Парус, надутый ветром, да бамбуковый челн носят меня по рекам и водам — туда, где мне по нраву. Откуда я мог знать, что найду здесь Престольный город ? Ведь добраться сюда — все одно, что на крыльях подняться в обитель духов. Я весь в смятенье, не знаю, чего и ждать. Покорно прошу : просветите меня и вразумите.

Почтенная фея улыбнулась и сказала: — Откуда вам было до всего дознаться ? Вы на вершине Фулай в горном селении фей и духов, 78 в шестом из тридцати шести гротов. Фулай плавает по морю, не держась на едином месте, и подобна горам Лофу, тающим от ветров и дождей, или вершинам Пэнлай, умаляющимся по воле волн. Я же — земная фея из Нам-виета, супруга государя Вэй. Видя чистоту и возвышенность вашей души и всегдашнюю готовность выручить ближнего из беды, я и решилась обеспокоить вас своим приглашением…

Тут она глазами подала служанке знак пригласить юную фею. Ты Тхык глянул украдкой и признал в незнакомке девицу, сломавшую некогда цветок.

Почтенная фея, указав на нее перстом, сказала : — Это моя дочь по имени Зианг Хыонг — Пролитое благоуханье. Как-то, любуясь цветами, попала она в беду, а вы ее спасли. Можно ли забыть такое благодеяние ! Вот и хочу я в знак благодарности отдать ее вам в жены.

Тою же ночью зажжены были светильники, полные фениксовым туком, и расстелены яркие, расшитые драконами покрывала, чтоб молодые совершили обряд взаимных поклонов.

На другой день сонмища духов явились на праздник : одни — в парчовых одеждах — спустились верхом на лисах из полнощных пределов, другие — в камчатых юбках — верхом на драконах поднялись из полуденных стран; кто прибыл в носилках, украшенных каменьями, а кто — и в воздушных колесницах. Все собрались в одночасье.

Угощение для гостей приготовили наверху, в Тереме Сверкающего нефрита; растянуты были завесы с застежками из каменьев, опущены полости с золотыми пряжками, а посередине поставлено лазуритовое сиденье. Духи, кланяясь один другому, рассаживались на скамьях — по левую руку, а Ты Тхык сел на ложе, стоявшее справа.

Едва гости уселись, пошел слух, что пожаловала Золотая фея — Ким Тиен, и все поспешили вниз К ней на поклон. Потом духи снова поднялись в терем, и заиграла музыка.

Яства подавались на агатовых блюдах и нефритовых тарелках. Что ни кушанье, то диковина или чудо, а напитки источали крепость и благоуханье, — у людей не бывает подобных.

Дух в одеянье из белой парчи сказал : — Мы предаемся утехам здесь вот уже восемьдесят тысячелетий, и трижды за этот срок преображалось Южное море. Ныне жених явился к нам издалека, трех жизней в супружеском счастье мало, чтобы воздать ему по заслугам.

Пусть же в речах и рассказах наших о феях и духах не будет хвастовства и пустословья.

Тут юные отроки, разделясь на купы, стали плясать легко, как челны на волнах. Вскоре Почтенная фея пригласила гостей начать пиршество.

Зианг Хыонг налила всем вина.

— Невеста сегодня вон как румяна и пригожа, — молвил шутя дух в камчатой юбке, — а, бывало, бродила чахлая да бледная. Видно, не зря говорят : без мужа краса увядает ?

Духи все рассмеялись, один лишь гость в синей одежде оставался печален.

— Любовь нашей юной сестры, — сказал он, — поистине прекрасна. Но как вспомню, что дева, чище инея и совершенней нефрита, взлелеянная близ облаков, сочетается со смертным, боюсь, молва растрезвонит это, и ей не избегнуть хулы и насмешек, — Уж Мы, — посетовала Золотая фея, — как и прочие духи высокого сана, все время живем в небесных чертогах, появляемся лишь при выходах Вседержителя и никогда не ступаем в мутные волны мирского моря. Но злоязычники все одно слагают вздор и про нас: тут и свидание подле Яочи во времена Чжоу, и Вестники — синие птицы в Ханьские времена… Каково же тогда юным феям ? Однако здесь новобрачные, и незачем нам повторять при них небылицы.

Почтенная фея сказала: — Слышала я, сами феи встреч с людьми не искали; но иногда становились невольно жертвами случая. Да и встречи-то эти были великой редкостью : взять ли свидания в дене Бо-хоу и в горах высоких Гаотан или явление небожитель- ницы средь зыбей в Лопу, — вспомнишь ли, как Цзян Фэй сняли с себя жемчуг, а Лун-юй вышла за Сяо Ши, или как встретились Цай Луань с Вэнь Сяо и Лань-сян с Чжан Шо. Это яснее ясного, и, если людям по нраву насмешки, пусть посмеются и над собой.

Тут все весело расхохотались.

Солнце тем временем склонилось к горам, и гости — все разом — отправились восвояси. Ты Тхык шутя сказал молодой жене : — Выходит, и у вас, на небесах, за каждым водятся любовные шалости. Не зря Ткачиха вышла за Волопаса, а Шан Юань отыскала Фэн Чжи, и не случайно Сэн-жу описал свое путешествие в Чжоу и Цинь, а Цюнь-юй сочинил стихи ? Царская гробница ?. Условия вроде различны, да чувства схожи ! Хотел бы я знать, духи и феи селятся уединенно оттого, что их оставили вожделенья, или понуждаемые силой ?

Зианг Хыонг, изменясь в лице, отвечала : — Немногие, о которых ты говоришь, попали под власть темных начал. Но другие, и их большинство, Достойны служить у Багряных ворот, и имена их начертаны в Золотом дворце. Они жи- вут в уединенье, развлекаются достойно, и, едва их завидя, поймешь — расспросы о чистоте ду- шевной излишни и нет нужды ограждать их от похоти и соблазнов. Увы, я сама непохожа на них, подвластная смутным чувствам, легко распаляюсь от сотен причин. В Багряных чертогах я сокрушаюсь о земной любви; плоть моя в храме из розовой яшмы, а дух устремился туда, где царят вожделенья. Но ты не думай, будто все феи такие, как я.

— Ну, если так, — сказал он, — тебе до них и впрямь далеко.

И муж с женою, хлопнув в ладоши, засмеялись.

В покоях Зианг Хыонг стояла белая ширма, и Ты Тхык завел обыкновенье писать на ней стихи.

Вот они:

Небо закрыли со всех сторон
дымчатые облака,
Но Небожителей трех гора
светится издалека.
По ветру запах сосновый плывет,
хвойный, смолистый, пьянящий.
К встрече желанной стремится вдаль
легкий челнок рыбака.
Круглая в небе светит луна,
ветер шумит сердито.
Свернута штора, и настежь окно
для хризантем открыто.
Пишет стихи хмельной человек
о четырех страданьях.
Чертит их кистью, читает вслух
в комнате из нефрита.
Древесину алоэ в курильнице жгу,
ароматный мне сладостен дым.
Сократить ли мне книгу ?
Сменить ли напев ?
Что мне делать с писаньем моим ?
У меня на губах замирают слова,
не рискую возвысить мой голос,
Так боюсь, что слова мои смоет,
сотрет непогода дождем проливным.
Зажигает заря расписную парчу,
вдалеке небеса заалели,
Мертвым кажется дом за высокой стеной,
словно он опустел в самом деле.
Загорается точка Полярной звезды,
подымается выше и выше.
Только дамам придворным всю ночь напролет
обучаться игре на свирели.
Все формы в очертаньях туч,
клубящихся в безбрежье,
Так бесконечны небеса —
в любом краю все те же.
Уже кончается весна,
летящих птиц не счесть,
И голубые небеса светлы,
прозрачны, свежи.
Спасает от ветра и лунного света
бамбуковой шторы заслон,
Застенчиво круглое зеркало блещет,
ночной озарив небосклон.
Отшельник мечтает уткнуться в подушку,
чтоб снова уйти в сновиденье.
Всю ночь до рассвета по склонам окрестным
плывет колокольный звон.
Весенний покой окутан прохладой,
пронизан струей сквозняка.
Гора далека, где жилище святого,
Усталая речка близка.
Скоро рассвет, и чудище
Да вторит последней страже.
Простой и бесхитростный житель деревни следит,
как плывут облака.
Мгла сырая окутала ивовый ствол
и заколотый в косу цветок.
Среди волн в необъятном просторе морском
одинокий мелькает челнок.
Разве с первого взгляда возможно узнать,
отыскать среди прочих святого ?
Звук бесплотный и долгий трепещет вдали
и по склонам ползет без дорог.
Гора опоясана пеною волн
со всех четырех сторон.
Во сне я вернулся в родные края,
но это был только сон.
Затоплены паводком бурным пути.
Где ж голову мне приклонить ?
Повсюду лишь пламя багровое туч,
лишь воды да небосклон.
Безмолвно персиковые лепестки.
кружатся в водовороте.
Цветы увядают, и скоро в садах
один только мох найдете.
Зачем из укромной пещеры своей ушел ты,
Лю Лан неразумный ?
Листаю задумчиво книгу стихов
в нефритовом переплете.

Но вот уже год пролетел с той поры, как Ты Тхык покинул дом. Лотосовый пруд изменил свой цвет и сделался лазоревым. Туманными ночами дул ветер, светлый круг луны заглядывал в окна, и к изголовьюдолетало гуденье прилива. Все это бередило сердце, наполняло его печалью и тревогой и никак не давало уснуть.

Однажды, глядя на море, Ты Тхык увидал плывший на юг торговый корабль и, указав на него Зианг Хыонг, сказал : — Вон там, в той стороне, мой дом. Но только вокруг, куда ни глянь, все море да небо, и ничего не видно !

А после, улучив время, заговорил с ней снова: — Давно уж скитаюсь я, но сердце мое все одно тянется к дому. Цветы источают слезы, и вянут травы, смею ли я просить снизойти до моей печали и отпустить меня восвояси на краткое время. Что скажешь ты мне на это ?

Жена в удрученье не могла вымолвить слова.

И тогда он сказал : — Позволь принести обет, что вернусь через малый срок. Мне бы только друзей повидать да по дому все сделать — для успокоенья. А там ворочусь тотчас, чтоб жить и состариться вместе с тобой среди туч и вблизи вод.

Зианг Хыонг, заплакав, ответила : — Могу ли я ради супружеской любви противиться твоему влеченью к родной земле!.. Но земные пределы ограниченны и малы, земные судьбы недолги и кратки. Боюсь, воротившись домой, не узнаешь ты ив во дворе и цветов в саду, и все будет уже не таким, как прежде.

Открылась она Почтенной фее, и Почтенная фея сказала: — Вот уж не думала, что он так привязан к бренному миру.

И она пожаловала украшенную парчою облачную колесницу, чтобы Ты Тхык вернулся на ней восвояси. А Зианг Хыонг протянула ему письмо, начертанное на шелке, и сказала : — Всякий раз, как посмотришь на мой подарок, не забывай, прошу, нашу любовь.

Заплакали они и простились.

Не успел он и глазом моргнуть, как очутился у дома. Видит — все вокруг изменило обличье и место. Городские валы, и стены, и даже люди изменились в сравнении с прошлым, лишь горы с ущельями не поменяли свой прежний сине- зеленый цвет.

Тотчас открыл он старикам свое прозванье и имя, и один из них сказал: — Слыхал я в младенчестве, будто моего прадеда звали так же, как вас. Да только ушел он в горы и по сей день не вернулся; а минуло тому лет восемьдесят, ведь у нас нынче пятый год Долгого спокойствия, и царствует третий по счету государь из дома Ле.

Ты Тхык, удрученный и раздосадованный, хотел было снова взойти на облачную колесницу и умчаться обратно, но она обернулась птицею феникс и улетела прочь.

Открыл он письмо и прочитал:

Узы скреплены были фениксом в облаках; но кончилась прежняя любовь.

И вновь не сыскать среди моря вершину духов и фей !

Тут догадался он, что в миг расставанья Зианг Хыонг простилась с ним навсегда. Без промедленья Ты Тхык накинул на плечи легкий кафтан из овчины, надел на голову неширокий нон, удалился в Поперечные горы и с той поры исчез неведомо куда…

Leave a reply …

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *